top of page

Дитя охоты

Child of the Hunt

Ранэ

День первый/First day

Артан/Artan

Ранэ/Raneh

Р'риса/R'risa

Данка/Danka

День второй/Second day

 

Ранэ

Каменный небосвод скалился корявыми наростами, хищно выглядывающими из густого мрака. От дышащих жаром валунов исходил неровный свет, а из разломов в земле выползала раскаленная магма. Ядовитые пары со свистом вырывались из-под тяжелого слоя черного пепла.

Спугнув подземного скорпиона, ворона Ранэ уцепилась костлявой ладонью за камень, оставив на нем пригоревшую кожу и царапины от когтей. Изодранные тряпки прилипали к тощему телу. Ожоги покрывали её тонкую, почти прозрачную кожу, воздух разъедал легкие, а воспаленные зудящие глаза почти перестали видеть. Но Другой горизонт нельзя упустить - второго шанса не будет. В ней кричало животное стремление скорее выбраться отсюда, улететь и никогда не вспоминать это место и годы, проведенные в безумии. Надо только найти выход, вылезти на поверхность, пусть и разваливаясь на части как тряпичная кукла. Нужно только упасть вверх.

Она напоролась на камень, разодрала стопу, не удержалась и уперлась руками в обжигающую землю. Редкие седые волосы слипшимися прядями коснулись длинных предплечий. Её тело менялось быстро, становилось другим. Колени изогнулись, с хрустом выломились назад. На земле оставались трехпалые птичьи следы.

Она шла, помогая себе руками, погружая черные когти в спрессованную пудру пыли и пепла. Ранэ глядела только перед собой, чтобы не видеть каменного неба, горящих ярко-красных озер и пузырей кипящей грязи.

С каждым вдохом кровь наполнялась ядом. По рукам старухи поползли черные полосы, похожие на побеги лозы. Обвив все тело, они впились в него, сжали в тисках.

- Помни имя…Ранэ, тебя зовут… Ранэ…

Старуха продолжала идти вперед, с каждым шагом приближая себя к смерти. И наконец она уловила его приближение – там, наверху, в небе расцвел Другой горизонт.

В этот момент яд достиг сердца. Стук под ребрами участился, вздрогнул, мышца сжалась сильнее. Побеги лозы вгрызлись в вены, прошли по артериям, достали до сердца и сжали его, заставив биться. Раз, два, три...

Кровь густела от яда и не проталкивалась дальше. Ранэ всем существом ощущала, как клетки крови перестают общаться между собой.

Лоза решила по-своему. Выпустила шипы и вонзила их в нервы. Ноги должны идти. Нужно держать равновесие. Нужна память. Зрение даст черный камень. Все остальное несущественно. Побеги лениво отпустили сердце. Ворона должна совершить охоту. Для этого ей нужно двигаться и помнить. Проклятие лозы знало свою задачу.

И сердце остановилось.

Ранэ пронзила боль умирающего тела. Удушье сдавило грудь. Кровь начала сворачиваться прямо в венах и артериях. Один за другим отказали все органы. Ранэ захрипела и перестала дышать. Она перестала жить.

Человеческий глаз затянуло мертвой пеленой, но старуха не ослепла. Она продолжала видеть через шерл, из которого Лоза нещадно тянула силу.

Через четверть часа она добралась до неприметной расщелины. Протиснулась внутрь.

В пещере разливался нежный голубой свет. В воздухе прел запах стоячей воды. Тошнотворная, гнилая вонь. Сверху, из круглой дыры в потолке, уходящей далеко наверх, раздавалось глубокое эхо.

Ее уже ждали.

Черные птицы сидели ровным рядочком прямо под выходом на поверхность. Головки покорно опущены, взгляды пусты. Услышав зов хозяйки, они потеряли всякую надежду обрести свободу.

Ранэ показалась из дыма, неровной тенью вышла к ним, улыбаясь как сам дьявол.

- Мои хорошие… Заждались уже, а я вернулась, - прохрипела она, глядя на них. Сквозь длинную челку виднелась только половина лица, - что так нерадостно встречаете? А? Сви́та! – её глаз сверкнул зелёным, и тут же снова заполнился чернотой. Сидящие перед ней вороны разом вздрогнули, - Ты. Ты. Ты и ты. Летите наверх, найдите мне подходящее тело, - её голос становился все тише и переходил на свистящее шипение.

Вороны сорвались с места. Им досталась простая задача. Оставшимся со старухой будет намного хуже. Она не жалела своего тела, предвкушая его скорую замену; воронам же приходилось терпеть жар и яд, стиснув клювы.

- А теперь… подожду, - она, скрипя зубами, опустилась на землю, длинными пальцами стала рисовать бессмысленные круги на пепле, затем пошевелила пересохшим языком и оглянулась на сжавшихся в кучку ворон, - пить хочу, - протянула она.

…Ранэ отбросила птицу в сторону, с удовольствием вытерла рот запястьем, оставив на нем алые полосы, и стала смотреть наверх, откуда скоро должна спуститься спасительная верёвочка, соединяющая два мира. По ней она поднимется наверх и расправит новые крылья. Одна охота, которая, конечно же, не может окончиться провалом, ведь она ждала её долгие десятилетия. Ранэ стара и опытна, она не может допустить ошибку. Старуха с блаженной улыбкой смотрела вверх и гордилась собой.

- Знаете, они так сильны, но я, я! Ранэ, обманула их! Первая! Все так точно рассчитала и прошла мимо - они и не поняли ничего. Только когда счет не сошелся, но я уже была далеко… Вы гордитесь мной?

Вороны, обжигая лапки, неподвижно сидели рядом с ней. Дай им волю, и они разорвали бы старуху на тысячи кусочков, а душу оставили здесь на века. Они бы отыгрались, но сейчас ничего не могли сделать. Только ждать, только чувствовать её безумие, ведь их связывали нерушимые цепи души Ранэ, без которых они погибнут. Старая ворона контролировала свиту безо всяких усилий не зависимо от усталости и расстояния. Но в любой цепи можно найти слабое звено.

Тельце трепыхнулось в пепле, душа забилась в нем: в выпитом и мертвом, но все что ей оставалось - это от страха запереться в самой себе, оставив черной старухе всю власть над оболочкой.

***

Вороны стремительно летели вверх, задевая крыльями узкие стенки тоннеля, переругивались между собой, мешая в полете, но проход начал расширяться, и свита вырвалась единым кричащим зверем из глотки ада, как на поводке вытащив за собой клубы дыма. Вдохнув в легкие вечернего воздуха, птицы замолчали и разлетелись выполнять очередной приказ, точно так же как делали это сотни лет назад.

Долго искать не пришлось. Они сразу почувствовали ту, что годилась для этой охоты. Вороны бесшумно расселись на крыше небольшой избы, слившись с ночными тенями, а одна спрыгнула вниз.

Внутри около теплой печи сидели три человека. Старый мужчина. Дряхлая, выцветшая душа.

Две женщины. Сестры. Младшая едва тлеет. Опустошенная, выскребанная, измученная душа.

А вот старшая молода, красива и здорова, горит ровным огнем. Рассказывает сказки, которых сама боится. Лучше просто и быть не может.

- Когда в доме никого не осталось из взрослых, маленькая девочка забеспокоилась, ходила от окна к двери, прислушиваясь: не идет ли папа, ни идет ли мама? Вдруг её кошка зашипела и выгнулась дугой, стала бросаться вперёд и отскакивать, будто видела и отгоняла что-то. Девочка обернулась, а по ту сторону тонкого стекла за ней пристально наблюдало маленькое, но очень сильное зло.

Старшая резко повернула голову, но в окошке уже никого не было.

- Взглянуло на нее черными глазами, мигнуло во вспышке молнии и исчезло.

***

Люди звали ее пугалом, реже - колдуньей или ведьмой.

Она пришла сюда, в Кроличьи норы, очень и очень давно. Старожилы села уверяли, что колдунья одряхлела еще тогда, когда они носили детские рубашки.

Дом старухи, обвитый побегами вистерии до самой крыши, прятался в низинке у самого края села. Летом ядовитые лианы обрастали гроздьями ярких цветков и скрывали сильно обветшалое жилище целиком. От времени бревна почернели и местами сгнили, два венца поглотила земля, стены трещали, но дом каким-то чудом держал на себе всю красоту висячего растения. Судьба распорядилась так, что вистерия стала последним свидетелем детства и молодости колдуньи, всех же прочих женщина проводила в последний путь много лет назад. Все-таки время поступило с ней несправедливо, отмерив столь долгую жизнь, под конец обремененную непосильной ношей.

Почти шестьдесят лет минуло с того момента, как она стала местной колдуньей. Шесть десятилетий женщина незаметно оберегала каждый дом, каждого человека от зла, которое не смело переступить черту ее владений. В Кроличьих Норах никогда не проходила воронья охота, потусторонние твари не тревожили людей. Жители считали это везением, старуха – своей заслугой и помощью древнего посоха. Но годы службы не принесли колдунье ничего: ни уважения, ни любви, ни счастья, - только опыт, который она так и не решилась передать. Зато старость привела за собой полное бессилие. А немощная колдунья – мертвая колдунья.

Однако малышня все равно боялась грозную ведьму. При ее появлении на улице тут же воцарялось могильное безмолвие, продолжавшееся до тех пор, пока тень колдуньи не заходила за хозяйкой в дом.

Седые волосы свисали почти до самой земли, единственный зуб торчал под верхней губой, кожа век, сморщенная и тонкая, сильно обтянула края глазниц. Маленькие, бесцветные глаза провалились вглубь черепа, а взгляд терялся в тумане надвигающейся слепоты. Неподвижные губы втянулись в рот. Она забывала людей и придумывала новых, плутала в лабиринтах памяти, где сны и фантазии казались столь же реальными, как и крошечный мир за окном.

Ни у кого не оставалось сомнений, что местная колдунья доживала последние дни.

 

Raneh

bottom of page